— Я пересчитал все иголки на кактусе, — предупредил я с серьёзным видом. Не знаю почему, но запомнил ту ее шутку.

— Ешь уже, — она рассмеялась.

Да, в квартире Кати не было шикарного ремонта, но в ней и рядом с девушкой мне было так уютно, что я готов был возвращаться сюда каждый день. И вот под этим предлогом вполне можно было привезти сюда шикарный ноутбук, плазму, и всякой разной навороченной бытовой мелочи, которая бы значительно упростила ей жизнь. Однако я понимал, что с ней так резко нельзя, и эти все «подарки» она воспримет в штыки. Хотя… плевать. Пусть воспринимает в штыки. Со временем все равно поймет, что сопротивляться бесполезно.

— Знаешь, я подумал, что не хочу сидеть дома. Собирайся.

После ужина Катя суетилась на кухне, убирала посуду и то и дело заглядывала в ноутбук. Я заметил краем глаза ее переписку с этим Игошиным, и меня это откровенно уже начало раздражать и злить. Понимал, что она ждёт от него письма. Переживала за тот побег? Завтра же все о нем выясню, где ошивается, с кем спит, чем дышит. Он с ума сойдёт, сколько раз встретит нас с Катей невзначай в том или ином месте. Пусть знает, что девушка моя и будет принадлежать только мне! Да, я затевал нечестную игру, но собирался чётко обозначить этому хлыщу границы дозволенного. Сам буду отвозить и забирать ее в дни, когда она должна быть на объекте. Конечно, эмоции внутри со временем немного поутихнут… Но этот Игошин для меня, как красная тряпка! Я отчетливо понимал, что наши отношения с Катей в той самой стадии, когда она в любой момент могла соскочить или передумать. Относительно себя и своих чувств я был уверен, но откуда мне знать, что творилось в ее прелестной головке?

— Что? — она удивлённо на меня посмотрела вот этими своими огромными глазами, отчего у меня дыхание перехватило.

Если сейчас же не поедем куда-то, то из постели снова не вылезем. Я и так едва сдерживался, чтобы не коснуться ее тёмных волос, не снять с них резинку, чтобы красивые локоны рассыпались по ее хрупким плечам… Весь день мечтал зарыться носом в шелковистые пряди, какая уж тут работа…

— Ты шутишь? Нет… я никуда не хочу! — она натянуто улыбнулась, поворачиваясь ко мне.

Я опустил глаза на ее груди, представляя округлые полушария без белья. В штанах вмиг стало тесно и я, мучительно простонав, поднялся, подошел к девушке, привлекая к себе. Видит Бог, я давал ей возможность выйти из дома и погулять на свежем воздухе. Не хочет — будем проводить экскурсию по комнатам. Начнём прямо с кухни.

Я подхватил ее за ягодицы и, приподняв, усадил на высокую столешницу, задрал ее кофту, прикасаясь к нежной коже. Катя судорожно вобрала в себя воздух, а я поднял ее руки и стянул ненужный атрибут. Голая она выглядела намного притягательнее. Я бы мог часами смотреть на ее плавные изгибы тела, и эта грудь… с маленькими розовыми бусинками-сосками. Вобрал в рот одну из горошинок, перекатывая ее языком. Катя выгнула спину и запустила руки в мои волосы, прижалась ко мне с такой страстностью и нетерпением, что я едва не потерял контроль.

— Боже… какая ты красивая… — приглушенный свет на кухне играл мягкими бликами на ее коже, создавая свечение, будто я прикасался к фарфоровой кукле.

Каждый раз меня словно зажимало в тиски от острых ощущений, я смотрел в ее лицо, как она закатывала от наслаждения глаза, и меня самого вело. Я стянул ее со столешницы, избавил от одежды и посадил обратно, лаская гладкую кожу. Мне хотелось любить ее медленно, нежно, не торопясь… чтобы она не то что не смогла думать о работе, чтобы и стоять была не в состоянии! Чтобы ее мир крутился только возле меня и мыслей обо мне. Развел ее ноги широко в стороны и погладил влажные складочки, чувствуя, как дернулся мой член в штанах. Какая она мокрая и горячая, готовая для меня… Я опустился на колени и коснулся губами выпирающего бугорка, вводя в нее один палец. Тело Кати задрожало, она сильнее оттянула мои волосы пальцами и простонала. А меня пробрало до костей от звука ее голоса, от того, как отзывалось ее тело, как она выгибалась навстречу мне… моя отзывчивая маленькая недотрога… моё спасение и моя погибель…

Я кружил языком по клитору, вводя палец глубже. Катя задвигала бедрами в такт, будто изнывала от желания и молила о пощаде. В каждом ее действии — призыв, в тихом гортанном стоне — вызов. И больше не в силах сдерживаться, я поднялся, стянул с себя брюки и резким толчком оказался внутри нее. Ее кухонный гарнитур грозился не выдержать такой атаки, ложки и вилки внутри шкафчиков позвякивали в такт нашим движениям. Я вбивался в неё, как голодный зверь после длительного воздержания. Ее тесные стеночки, тело, дрожащее в моих руках, и то ли всхлипы, то ли стоны, переходящие в тихое «Алёша… Лешенька… Ещё!» доводили до исступления — аж больно вдохнуть воздух и одновременно так сладко чувствовать, как ритмично начали сжиматься ее стеночки вокруг моего каменного члена. Всё растворилась перед глазами, словно я оказался в плотном тумане, плыл в шторм и дрейфовал на огромных волнах. Мое частое дыхание в такт перекликалось с Катиным, а ее глаза — красивые и яркие, как маяк, вели меня за собой на свет сквозь дымку пелены.

Этот дом, маленькие комнатки и она сама становились моим оазисом среди всей той беспросветности и боли, в которой я жил столько лет. Каким-то образом ей удалось дотянуться до самой глубины, до самого укромного места в моей душе, протянуть маленькую теплую ладошку, чтобы стереть пыль с этих участков и дать мне понять, что я все ещё жив, что я не разучился чувствовать, что маленький мальчик, который все ещё жил внутри меня, мечтавший о ласке и любви, был кому-то нужен и важен. Ее глаза и прикосновения обладали какими-то целебными свойствами…

По-хозяйски расположившись под ее одеялом, на ее кровати и положив голову на ее подушку, я уже почти засыпал, когда услышал Катин голос:

— Ты ведь не просто так принёс их столько много?

Она, кажется, уходила принимать душ. А я, добравшись до кровати и едва прикоснувшись к мягкой подушке, сомкнул глаза, ощущая слабость. Искусительница высасывала из меня все силы. Когда я, черт подери, был последний раз в спортзале? Не вспомню. Оторвал тяжёлую голову от подушки и посмотрел на пачку презервативов в ее руках. Купил в аптеке первую попавшуюся, там, вроде бы, было около двадцати штук? Фармацевт из аптеки — молоденькая девушка даже покраснела, когда я попросил побольше в прямом и переносном смысле этого слова.

— Что не так-то? — отозвался я сонным голосом.

— Мы не притронулись ни к одному, скажи, зачем тогда их покупал?

А, правда, зачем? Катя постоянно напоминала о контрацепции, вот я и принес ее самую. Чтобы она не считала меня безответственным кретином. Хотя… наверное, им я и был, и исправляться на этот счет не собирался.

— Мне нравится быть в тебе без всяких преград. Я не понимаю, как можно быть такой… — я снова почувствовал эрекцию при виде ее хитрой ухмылки на лице и торчащих сосках сквозь тонкую ночнушку.

Вспомнил, как она извивалась в моих объятиях. Черти что! С ней вполне возможно стать озабоченным маньяком!

— Вышли Марине этой, если хочешь. Пусть развлекаются, как там зовут ее ухажера…

— Жорж.

— Вот с ним. Отличный подарок на день рождения! — Катя закатила глаза и улыбнулась, положила упаковку с презервативами на прикроватную тумбочку.

— Ладно, — выдохнула она и легла рядом, прильнув ко мне.

Мой член снова пришел в боевую готовность, когда она сильно ко мне прижалась.

— Ты шутишь? — она напряглась и заерзала, почувствовав степень моего возбуждения.

— Ты можешь делать с ним все, что захочешь, я без сил…

— Предлагаешь позицию сверху?

Повернулась ко мне лицом, взбираясь на меня. Уперлась влажными ладонями в мою грудь и пристально посмотрела в глаза.

— Сними ночнушку, — хрипло попросил я, теряя остатки сна.

Это все было похоже на безумие, наваждение, которое я не в силах был контролировать. Мы словно два враждующих государства — ни одна из сторон не шла на мирные переговоры, никто не хотел уступать друг другу в этой яростной войне и выкидывать белый флаг. Будто мы жили с ней одним только днём, а завтра могло никогда не наступить. И в принципе, так оно и было, я знал не понаслышке, как круто все может измениться за считанные минуты или часы.